Я тут задумалась над простой и банальной вещью, над совершенно очевидной, но если взглянуть внимательнее и попытаться вникнуть, то тут же встречаешь множество противоречий. 

Что такое быть терпимым?

Тут даже неважно к кому-то или к чему-то. 

В чем заключается сама терпимость? В уважение чуждого нашему?Или, может быть, в сознательной невозможности противостоять чужому?

Возможна ли вообще эта терпимость или эта очередная категория идеалистов?

Могут ли люди разного цвета кожи, разной веры, разной половой ориентации быть друг для друга не объектами раздражения? 

По-идее да, но это скорее исключения, чем правило.

 Мы все еще не готовы принимать различия друг в друге, быть терпимыми к тому, что мир разный. Все мы частички одного большого целого, но совершенно далекие друг другу. 

У каждого своя правда и своя истина, и никогда праведный христианин не докажет свою аксиому атеисту, так же как и наоборот. Но так ли это важно? Убежать других в своей "догме"? 

Печально, что людей никогда и ничему не учит история, и что опыт человечества, если пока еще не забыт, но совершенно бесполезен. 

Казалось бы зверства фашисткой Германии должны были научить людей чему-то, но почему-то все повторяется снова и снова,и в совершенно различных масштабах.

Да, мы все разные и знаем это, но почему же так сложно быть терпимыми к этому неоспоримому факту? 

В какой момент два человека становятся друг другу совершенно чужими? Неважно кто они друг другу: любовники, друзья, семья... Где та грань, после которой все становится абсолютно незначительным? И почему так легко все стирается из памяти, почему все улетучивается: улыбки, слова, поцелуи, признания, обещания...?

Что вообще является значимым, и почему так просто все исчезает, словно и не было?

Триумфальная арка

– Тебя когда-нибудь бросал человек, которого ты любила?

– Да. – Она взглянула на него. – Один из двух всегда бросает другого. Весь вопрос в том, кто кого опередит.

– И что же ты делала?

– Все! – Она взяла у него рюмку и допила остаток. – Все! Но ничто не помогало. Я была невероятно несчастна.

– И долго?

– С неделю.

– Не так уж долго.

– Это целая вечность, если ты по-настоящему несчастен. Я была настолько несчастна – вся, полностью, что через неделю мое горе иссякло. Несчастны были мои волосы, мое тело, моя кровать, даже мои платья. Я была до того полна горя, что весь мир перестал для меня существовать. А когда ничего больше не существует, несчастье перестает быть несчастьем. Ведь нет ничего, с чем можно его сравнить. И остается одна опустошенность. А потом все проходит и постепенно оживаешь.